– Все ответы у меня на поясе, на полпяди слева от пряжки, в набалдашнике рукояти кнута. Осторожно провернуть против солнца два раза, там пайза.
Старшему из стражей даже молча кивать не понадобилось, каждый знал свой расчет: средний (по расстоянию от меня) страж перебежал мне за спину, осторожно, стараясь не касаться лишнего, протянул левую руку, нащупал рукоять кнута и достал пайзу. Потом точно так же отпрянул от меня и вернулся, но не на свое место, а на место старшего, в то время как тот отступил на шаг – пайза уже была у него в руке – и стал рассматривать добытое. Рассматривал он и обычным, воинским зрением, и магическим, колдовским – надо же: и в провинции, на глухих заставах, попадаются способные колдунишки… Этот – весьма неплох, пусть и неотесан. Всякий раз удивляюсь тому, как беспечно и наобум судьба распоряжается врожденными способностями… И опять они разменялись местами, старший возвращает мне пайзу, с уважением, но без угодливости:
– Каро Илесай, десятник пограничной стражи! Готов оказать содействие!
– Ратник черная рубашка, Зиэль. Содействие мне понадобится, и на первых порах оно будет таким: не мешать. Хожу, брожу, смотрю. Деревенских не посвящать. Завтра или послезавтра выйду на старшего заставы, по делу. Вот так пока.
– Хорошо. Места знакомы? Проводить, подсказать?
– Более чем знакомы. Можете следить, можете не следить, я не против, хотя предпочел бы второе. Разве что близко не подходите и ни во что не вмешивайтесь. Условились, Каро Илесай?
– Да, Зиэль. Не будем следить. Я оповещу остальные дозоры и доложу старшему заставы. Удачи!
Воины растворились в высоченных травяных зарослях, словно и не было никого. Четвертый, который тишайше сидел в засаде со стрелой на тетиве, сверля мой затылок и правый висок внимательным взглядом, даже и показываться не стал, спрыгнул из «гнезда» и за остальными побежал – молодцы ребята! Надежная защита границам, но, увы, только не в этот раз. Смертные – это всего лишь смертные, даже мне придется попотеть, когда оно нагрянет…
Ложбинка сменилась подъемом-тягунцом, высокие травы сосняком-редколесьем, лес и небосвод распахнулись вдруг, словно бы говоря мне с улыбкой:
– Ты хотел озеро – вот оно!
Я стоял на небольшом лысом пригорке, в сотне полных шагов от озера и всей грудью вдыхал ту особую осеннюю свежесть, прельстительную смесь хвойного запаха, прелой листвы, чуть отогревшейся к полудню почвы… Легкий ветерок помогал мне в этом и я даже пощекотал ему двумя пальцами прозрачное брюшко, в знак признательности. Ветерок захихикал и закрутился на месте, пытаясь обернуться вихрем – силенок не хватило.
– Здорово, синеглазое! Соленым не стало ли?
Озеро Поднебесное, самое крупное из пяти озер, окружающих гору Безголовую, было действительно немалых размеров, долгих локтей этак сорок в поперечнике, глубокое, все в рябинках крохотных островов, особенно по западной его стороне. Чем оно мне особенно нравилось, так это цветом: обычно все озера мутноватых оттенков, как правило это переливы серого и бурого, иногда с прозеленью от тины и водорослей, но Поднебесное – словно океан вдали от берега: темное, тоже почти серое, но стоит вглядеться – темно-синее, благородное, глубокое… Мне очень нравится смотреть на отражение Безголовой в этом озере: иногда, в прозрачный безоблачный день, я, нарочно для этого, мастерил себе плот или лодку, добирался до одного из островков, пристраивался поудобнее и созерцал, единственный сознательный знаток и ценитель ее красоты на долгие столетия вокруг, ибо людей сии пределы еще не знали…
– Не стало, говоришь? Сейчас проверим на вкус.
Сказано сделано: я мальчишескими прыжками примчался к песчаной кромке и осторожно, стараясь не взбалтывать муть, зашел в озеро по самые отвороты сапог. Нет, пить я, конечно же, озерную воду не стал, у меня во фляге кипяченая имеется, но понюхал и лизнул, лоб и щеки протер – это я так с Поднебесным заново знакомлюсь. Чтобы без приключений для желудка пить озерную воду – надо черпать ее подальше от берега, да и то от привкуса тины и водорослей не избавиться – ибо не горный ключ… Я бы мог пить даже из грязной лужи без ущерба для себя, но, вот, стараюсь держаться поближе к обычному человеческому, если для иного нет уважительных причин.
Озеро плеснуло, попыталось мелкою волной полюбопытствовать – что у меня там в сапогах? Нет, дружок, нафья шкура надежный защитник от сырости, у меня даже ноги не потеют в этих сапогах.
– Хитрое какое! Нечего делать тебе в моих сапогах. Главным я доволен: вода в тебе пресная, стало быть, Вараман не дотянулся до тебя своим влиянием. Хвалю.
Вараман – если кто не знает – это бог Океана и морей. Иногда я дразню его Соленым, но почти всегда мои попытки задразнить его до ярости оказываются пустыми, бесполезными. Надобно сказать, ленивее и безалабернее бога я еще не встречал! Чтобы он вышел из своего дремотного безделья и взялся чудить в образе смертного – это такие невероятные обстоятельства нужны, что… Короче говоря, подобное случается предельно редко, а обычно Вараман проводит свою долю вечности в безучастном созерцании суетливого неба над собою, либо соревнуясь в неподвижности с тихими водами, лежа на глубоком океанском дне…
Итак, озеро. А почему бы и нет? Поскольку озеро Поднебесное как бы ничье, то будет занятным, если я на краткое время вселюсь в него! То есть, конечно же, становиться водяным я не собираюсь, но вдохнуть в озеро часть сути своей – забавно. В итоге не я стану частью озера, но как бы напротив: оно станет частичкою меня. Ибо так устроено в этом справедливейшем из миров: кто слабее – тот и снедь. На такие штуки я пускаюсь редко, ведь я же все-таки решил, что я человек, но уж если есть вероятность, даже предчувствие, что я присутствую при закате этого мира, если я прощаюсь с ним навеки, то… могу себе позволить. Хочу себе позволить. Да будет так!
И стало так. Первый миг довоплощения очень неприятен мне, я как бы становлюсь на несколько шагов поближе… как бы это сказать… к праху, к сору бытия, к слиянию с природой, с которой я вовсе не собираюсь сливаться! Но… притерпеться, пообвыкнуться – оно вроде как и забавно. Целый ворох пониманий стал мне вдруг доступен, в виде очень странной смеси человеческих и внечеловеческих чувствований… Подрагиваю мелкой рябью на поверхности – нежусь… чем я там нежусь… грудью… пузом… лицом?.. – в мягкой донной грязи… С этого края меня греют солнечные лучи… и с этого тоже… а вперемежку – дожди молотят… Донные ключи освежают меня, ледяные и невероятно чистые… Несчетное количество живности трепещет, суетится, охотится, умирает, рождается… во мне и вне меня… сиречь по краям озера и в глубинах его… Потом разберем все по полочкам, сейчас некогда, сейчас будет встреча! Пусть эти знания не мешают мне оставаться человеком, но являются предо мною, когда это надобно и в достаточных количествах. Да будет так!
